Подозрения - Гвенда Бонд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кен тоже встал и добавил:
– А Бреннер тогда Враг.
Глория покачала головой и спрыгнула с сиденья машины, чтобы присоединиться к остальным.
– Я что, единственная тут их не читала и даже не знаю, что это за книги?
– Да, – хором сказали Элис и Кен.
Элис одобрительно кивнула ему. Впервые в жизни. А потом вытянула вперед ладонь и произнесла:
– Протяните руки.
Они повторили ее жест.
– Что теперь? – спросил Кен.
– А теперь кладем их одна на другую, – объяснила Терри. Ей вспомнилась школьная футбольная команда и совещания игроков на поле. – Братство Лаборатории!
Все рассмеялись, но как-то натянуто. Так смеются, когда на самом деле ничего смешного нет.
6.
Неделю спустя Терри снова оказалась в лаборатории. Она закрыла глаза, ожидая, пока подействуют наркотики. На прошлой неделе ее несколько дней преследовала сильная усталость, но потом в последние двое суток на нее вдруг нахлынула какая-то энергия обновления. Это было словно предчувствие. Может быть, сегодня она снова найдет то пустое пространство, где в прошлый раз встретила Кали?
Бреннер вел себя чопорно и самодовольно, а еще проявил непонятную заботу и вручил ей комплекс витаминов, чтобы принимала дома. Это было что-то новенькое.
– Некоторые виды препаратов, которые мы тестируем, могут вызвать побочные эффекты… вздутие живота или тошноту. Сообщите мне, если появятся такие симптомы. К вашему лечащему врачу не обращайтесь, он вряд ли знает, что делать. Во всяком случае эти витамины должны помочь мозгу восстановиться после тех экспериментов, которые мы над ним проводим.
– М-м… спасибо, – ответила Терри. У нее так и чесался язык спросить, зачем они проводят эти эксперименты и получают ли одаренные дети свою порцию витаминов. Может быть, им выдают эти новые, «Флинтстоуны»?[28] Как бы то ни было, а свои витамины Терри выбросила сразу по возвращении домой.
Сейчас Бреннер велит ей погружаться глубже в себя, но сегодня Терри никак не могла сконцентрироваться, и слова не достигали ее сознания. Она совершенно не вслушивалась в его попытки изобразить заботу. Она просто глубоко дышала и заглядывала внутрь себя. Представляла, как продвигается все дальше… дальше…
Она шла по пустыне, которая затем превратилась в отделанный плиткой коридор – в точности такой, как за дверью лабораторного кабинета. Плитка вдруг стала коркой льда – у Терри закоченели ноги, она дрожала от холода. Лед сменился водой – появилось ощущение песка между пальцами. Она узнала океан, к которому они однажды летом ездили всей семьей. Их мотель находился всего в квартале от пляжа, и они жили там вместе с семьей папиного сослуживца. Терри подслушивала разговоры двух матерей, которые по вечерам сидели за столом на улице, склонив друг к другу головы. Дети в это время до умопомрачения ныряли с вышки. О том, что Терри не умеет нырять, женщины обычно забывали, так что ей удавалось задержаться неподалеку от них и уловить обрывки беседы.
– Ночные кошмары?
– Да, иногда он несколько дней не может от них спать…
– А он срывается на тебя? Или на девочек?
Для Терри такие вещи во многом стали означать понятие «взрослость». И сейчас, в путешествии через психоделические сны, она вдруг поняла – да, все верно. Правда, в реальности быть взрослой оказалось куда более странно.
И вот тьма, которую Терри так искала, окружила ее. Нигде и везде – вот как можно было описать это место. Сколько времени занял путь сюда, она не знала. Но воспоминания и заключенные в них сильные желания… Теперь она почему-то думала, что память и это наполненное пустотой пространство очень похожи друг на друга. Они объединяют людей.
У пустоты не было ни запаха, ни вкуса.
Здесь не было ничего и никого, кроме самой Терри.
А потом она увидела прямо перед собой лицо.
Глория. Свет во тьме.
Девушка сидела с закрытыми глазами.
– Глория, очнись, – прошептала Терри.
По ней было непонятно, может ли она ее видеть или слышать. Затем Глория вдруг исчезла – Терри и глазом моргнуть не успела.
Она пошла дальше. Под ногами была вода, каждый шаг порождал всплеск. Но больше никто не появился. Она была одна.
В конце концов Терри открыла глаза и, когда Бреннер снова приступил к расспросам о тайнах ее прошлого, притворилась, будто честно ему все рассказывает. Чем меньше он будет знать об этой ее новообретенной и пока непонятной способности, тем лучше.
За весь сеанс Бреннер ни разу не вышел из комнаты, и у Терри не было никакой возможности вновь навестить Кали.
7.
Духовка поистине преображала маленькую кухню, делала ее такой теплой и уютной. Радио было включено на полную громкость, из динамика доносились рождественские песни, и сегодня Терри впервые не возражала против этого.
– Не делай этого! – дурачился Эндрю. – Не убивай его снова!
Терри схватила с противня еще теплого пряничного человечка, подняла его повыше и откусила голову.
– Бедный мистер Имбирный, – Эндрю печально покачал головой.
– Мистер Имбирный? – переспросила она с полным ртом.
– Его имя Пряник, а фамилия Имбирный. Точнее, так было, пока он внезапно не лишился головы и не умер.
Терри расхохоталась.
Даже в лаборатории Хоукинса были рождественские каникулы. Целых две недели. И хотя Терри не терпелось продолжить расследование, она все же наслаждалась возможностью там не появляться. Эндрю уже завтра предстояло уехать на праздники к родителям, но канун Рождества они проводили вместе у Бекки. Кстати о ней…
– Вы целуетесь? – раздался из коридора голос сестры. – Или можно войти?
– Я не умею одновременно целоваться и смеяться, – сказала Терри.
– Научишься, если будешь практиковаться, – Эндрю склонился к ней и чмокнул в нос.
– Я захожу, – сообщила Бекки. – Мне надо заняться картошкой.
У нее настроение сегодня тоже было лучше, чем обычно. Первые несколько лет после смерти родителей Терри и Бекки не испытывали на Рождество ничего, кроме опустошения. Старшая сестра еще могла бы притвориться ради младшей, но им обеим этого не хотелось. А теперь, когда в гостях у них был Эндрю, даже мрачная тень военного призыва не омрачала атмосферу, и дом казался не таким пустым. Терри и Бекки уже договорились, чем займутся завтра – пойдут в кино. Показывали «Бутч Кэссиди и Санденс Кид»[29]. Бекки была всерьез влюблена в Роберта Редфорда[30].